SHAHEERA
ШАХИРА «ПЛАМЯ ПУСТЫНИ»
25-28 лет • человек • контрабандистка, мастер клинка.
- - - - - - - - - - -
adria arjona, sofia boutella or else | LIANG ZHOU
ЛЯН ЧЖОУ «ТЕНЬ КОМПАСА»
24-30 лет • человек • штурман
- - - - - - - - - - -
сhen аeiyu (arthur chen), gong jun or else |
Когда-то она была телохранительницей при дворе мирасара — искусная и бесстрашная, тень и клинок в одном лице. Но дворцовые заговоры редко щадят даже тех, кто лишь выполнял приказы. После очередного кровавого переворота Шахира бежала, потеряв всё: имя, дом и тех, кого защищала. Её боевое мастерство похоже на танец: изящное и смертельное. В её руках пара кривых сабель кажется продолжением тела — они двигаются плавно, без единой лишней черты, будто сама сталь дышит в унисон с ней. Шахира знает цену золоту и знает, как много можно купить — и как много потерять. Её юность прошла в кварталах, где торговцы Востока вели торг на дюжине языков и где слово «честь» стоило дешевле куска пряного хлеба. Она умела вести переговоры, прежде чем научилась драться, и потому даже в самой гремящей таверне всегда найдётся купец, который опустит голос, услышав её тихий акцент. В команде она держится холодно и отчуждённо, словно никого к себе не подпускает. Но сам капитан для неё — исключение. Она уважает его и называет «своим ветром», тем, кто однажды вынес её из тупика. С ним она не спорит, хотя в каждом её взгляде читается: у Шахиры всегда есть собственное мнение и собственные тайные дороги.
Говорят, она знает чужие языки и читает по звёздам не хуже Лян Чжоу. Она может найти путь в безлунную ночь или в пустыне, где пески одинаковы. Но вся команда догадывается: у Шахиры есть свои скрытые дела, о которых она молчит. Может быть, тайные поручения, может быть, связи с торговцами и контрабандистами Востока, а может — что-то куда глубже. Никто не лезет: во-первых, потому что не хотят проверять её сталь, а во-вторых — потому что знают, что у каждого в этом море есть свой секрет. | Он родился около островов Киошина, среди туманов и острых рифов, где корабли гибли чаще, чем возвращались. Старый астроном, суровый и мудрый человек, научил его смотреть на звёзды как на карту, начертанную самими богами. С тех пор Лян хранит привычку в любую свободную минуту поднимать голову к небу, проверяя, верно ли мир идёт своей дорогой. Он может сидеть часами, глядя в темноту, и матросы шепчутся, что в такие минуты он слышит шёпот самих ветров. Его спокойствие обманчиво. В нём есть острота и холодность хищной птицы: вглядываясь в человека, он будто измеряет его на весах. Команда называет его "ходячим компасом" - Лян может определить приближение шторма задолго до того, как небо потемнеет, или заметить подводное течение по тому, как пляшет клочок пены. Если он говорит: «Через три дня будет буря», — никто не станет спорить. Истинное оружие Ляна — не сталь, а умение превращать море в союзника. Он способен заманить врага в зону мёртвого ветра, подвести к рифам или выстроить маршрут так, что корабль противника окажется отрезанным от всех путей отхода. Капитан не скрывает: «Если Лян сказал, что мы дойдём, значит, мы дойдём». Для Теренса Чжоу — не просто штурман, а правая рука, которая удерживает его от необдуманных решений. Между ними мало слов, но много понимания — капитан слушает Ляна так же, как Лян слушает море. Никто толком не знает, что у него на душе. Одни считают его лишённым эмоций, холодным, другие — уверены, что он прячет в себе целый океан, но никому не даёт заглянуть глубже поверхности. Слухи ползут разные: что у него осталась семья на востоке, что он был изгнан из своей земли за крамолу, что он ищет что-то — или кого-то — в бескрайних морях. Сам Лян никогда не подтверждает и не отрицает, лишь улыбается своей тонкой, загадочной улыбкой. |
ROGNAR
РОГНАР «КОСТЯНАЯ РУКА»
38-48 лет • человек • боцман
- - - - - - - - - - -
paul bullion or else | MARCO
МАРКО «КУЗНЕЦ БУРЬ»
32-42 • человек • оружейник
- - - - - - - - - - -
michiel huisman, lorenzo richelmy or else |
Рогнар — человек, у которого море в голосе и шторм в походке. Его называют «Костяная Рука» — прозвище прилипло после того, как во время абордажа ему раздробило кисть пушечным ядром, и он заменил её железным протезом, отполированным до блеска. Удар этой руки мало кто хотел бы проверить на себе: достаточно одного движения — и матрос, решивший схалтурить, летит за борт или снова хватается за канаты с бешеным рвением. Волосы Рогнара давно побелели от соли и солнца, лицо избороздили морщины, но глаза сверкают молодым, опасным огнём. Он хриплый, резкий и не терпит пустых слов. Если Теренс — сердце корабля, а Лян Чжоу — его разум, то Рогнар — железный хребет, без которого всё рассыпалось бы в первые же дни плавания. Его работа — порядок на палубе. Рогнар знает имена каждого матроса, их слабости и страхи. Он может одним взглядом заставить новичка тянуть канат быстрее, чем десять ударов плетью. Его ругань — это почти музыка, и матросы шутят, что если бы боцман перестал кричать, то паруса сами по себе упали бы вниз. При всей своей суровости он честен: наказание у него всегда справедливо, а похвала — ценнее золота. Никто не сомневается: Рогнар в бою прикроет спину любого, кто рядом с ним, — он презирает трусов и дезертиров, но уважает храбрецов, даже если те ошибаются.
Рогнар вырос в прибрежных доках Фростхольма, где мальчишки быстрее учились держать нож, чем читать. В юности он служил на торговых судах, потом скатился в пиратство. Когда-то его считали жестоким бандитом, но годы превратили его в наставника. Для молодых матросов он — суровый отец, который не гладит по голове, но учит выживать и держаться моря.Старый моряк не верит в звёзды, прорицания и излишнюю хитрость. Его истина проста: «Корабль плывёт, пока команда работает. Всё остальное — пустота». Но при этом он уважает Ляна Чжоу за точность, Шахиру — за храбрость, а капитана Дрейка — за то, что тот не боится брать на себя грехи и ответственность.В быту Рогнар любит простые радости: крепкий ром, песни у костра, шумный смех. Его голос гремит над палубой, как барабан в шторм, и без него «Обсидиан» не был бы тем, чем он является.Команда шепчет: если море — жестокая мать, то боцман — её рука. | Марко родом из Валонии — из города, где кузнецы были сродни художникам. Его отец ковал мечи для знати, а мать торговала редкими металлами с Востока. С детства Марко жил среди жара горна, запаха масла и звона молота по стали. Но, в отличие от большинства кузнецов, он не стремился к грубой силе — он искал в металле музыку. Любое оружие для него было не просто орудием убийства, а живым существом, которому он дарил дыхание. Марко — изобретатель и художник, у которого в руках всё превращается в механизм. Он умеет ковать сабли, от которых захватывает дух, и при этом переделывать старые мушкеты в скорострельные чудеса. Он не просто чинит пушки — он может превратить целую палубу в орудие. Под его руками борта корабля обрастают скрытыми гнёздами для арбалетов, люками для пушек и хитроумными ловушками, в которые попадаются даже опытные абордажники. Команда шутит, что Марко может починить что угодно: от сломанной шестерёнки в часах до пробитого днища корабля. «Дайте мне железо, верёвку и полбутылки рома — и я соберу вам пушку прямо на мачте», — любит повторять он. И ведь это правда: однажды в шторм он сумел укрепить повреждённый руль, используя только цепи от якоря и собственный ремень. Марко горячий и порывистый. Он может трое суток не спать, доводя до идеала новый замок для аркебузы, а потом напиться с матросами и смеяться до утра, утверждая, что «весёлое сердце кует сталь прочнее». Его мастерская на корабле — это царство железа, пороха и идей, где сквозь дым всегда слышно гулкое пение молота. Прозвище «Кузнец бурь» он получил не только за вспыльчивый характер, но и за привычку работать в грозу. Он верит, что молнии заряжают его силу и дают вдохновение. Команда его уважает и побаивается: Марко способен и пошутить, и вспылить, и в драке пустить в ход не только кулаки, но и любой железный лом, оказавшийся под рукой. Шахира называет его «сумасшедшим кузнецом», а Лян Чжоу иногда ворчит, что от его взрывов на палубе даже звёзды не видно. Но Теренс знает — если у Марко есть время и металл, то корабль станет крепостью, а любое оружие — произведением искусства. Марко считает капитана своим единственным настоящим заказчиком: «Теренс дал мне свободу, а я дам ему оружие, которого не видел ни один король». |
LIVIUS ПРИДЕРЖАН
ЛИВИУС «МОРОК»
29-39 • человек/вечный • лекарь, алхимик
- - - - - - - - - - -
tom sturridge, cillian murphy or else | RYOJIN ПРИДЕРЖАН
РЁДЗИН «КАМЕННЫЙ ЛОТОС»
28-35 • человек • бывший монах, боец, мастер клинков
- - - - - - - - - - -
arata mackenyu |
Ливиус появился на корабле так же внезапно, как морской туман. Никто толком не знает, откуда он пришёл: кто-то шепчет о монастыре алхимиков Валонии, другие утверждают, что он был учеником у восточных магов-травников, а самые суеверные моряки клянутся, что видели его в свите инквизиторов, и лишь он один сумел выжить и сбежать. Его прозвище «Морок» возникло не случайно. Ливиус был мастером в приготовлении отваров и дымных смесей, которые затуманивали разум, вызывали галлюцинации или погружали человека в забытьё. Иногда он мог усыпить врага без единого удара, заставить пленника «увидеть призраков» или убедить собеседника, что перед ним стоит давно умерший друг. В его голосе и движениях было что-то от заклинателя — он никогда не кричал, но его слова и шёпот проникали глубже, чем сталь. И всё же Ливиус не был шарлатаном. Он знал анатомию, лекарственные травы, яды и противоядия так же хорошо, как любой опытный лекарь знает расположение костей и мышц. Его пальцы всегда пахли полынью и серой; он носил с собой сундук, полный флаконов с густыми маслами, порошками, травами и засушенными существами, происхождение которых никто не осмеливался уточнять. Он лечил раны, но его методы пугали: рисовал на коже знаки углём, вливал горькие настойки и шептал слова на непонятном языке. В бою он не размахивал саблей. Его оружие — яд и алхимия. Его дымовые смеси заставляли врагов кашлять кровью, его мази превращали клинки команды в ядовитые жала, его настои дарили морякам нечеловеческую выносливость, словно у бешеных псов. К Ливиусу команда относилась настороженно. Морякам казалось, что он видит не только плоть, но и саму душу — и то, что там скрыто. Его уважали за результаты и боялись за тайны. Теренс, хоть и не скрывал недоверия поначалу, всё же признавал его ценность. Для самого же Ливиуса команда была больше, чем товарищами. Он видел в них часть эксперимента: живые истории, за которыми можно наблюдать, которые можно лечить, изменять и проверять на прочность. Иногда ему казалось, что весь корабль — это огромная лаборатория, а штормы и битвы — всего лишь испытания, в которых проявляется человеческая сущность. И пока одни моряки боялись его молчаливых взглядов и запаха серы, другие в глубине души признавали: если уж попасть в руки к Мороку — лучше как к лекарю, чем как к врагу. Его единственного называют исключительно по прозвищу. Морок и есть Морок. | Рёдзин, прозванный «Каменный Лотос», появился на корабле Теренса так же тихо и просто, как будто всегда там был. Его прошлое скрыто, но вокруг него ходят десятки историй: одни уверяют, что он был воспитанником сурового монастыря Киошина, где детей с детства учили ломать камни руками и закалять дух так же, как тело, другие шепчут, что он служил телохранителем у восточного землевладельца, но отказался подчиниться приказу убивать безоружных и был вынужден бежать. Сам Рёдзин никогда не опровергал и не подтверждал эти слухи, для него прошлое — тень, а путь начинается каждый день заново. В бою он не похож на обычного драчуна. Его тело — оружие, доведённое до совершенства медитацией и жестокими тренировками. Его удары точны и страшны: клинки всё превращают в неотвратимый приговор. Он может отбить саблю, сбить врага с ног одним движением или пробить строй так, что враги будут падать один за другим. Моряки говорят, что сражение Рёдзина похоже на обвал горного потока: красиво, страшно и неизбежно.
На корабле он оказался не только воином, но и опорой для команды. Его уважали за силу, но ценили за дисциплину и странное умение помогать. Тех, кто мучился от качки или старых ран, он учил дыхательным практикам, показывал, как снять напряжение, как найти равновесие в шуме волн. Сначала матросы смеялись, но потом приходили к нему сами. В глазах команды он был чем-то вроде старшего брата — молчаливого, строгого, но справедливого. С Теренсом у него отношения особые: капитан знает его уже много лет. Рёдзин редко спорит, но иногда делает по-своему, если уверен, что это верный путь. Дрейк закрывает глаза на эти вольности, потому что ценит. Лян Чжоу стал ему почти братом: они оба любят тишину, оба ищут в мире закономерности и знаки. С Шахирой его связывают спарринги — сабли её против его кулаков и стоек. Их поединки на палубе собирают зрителей, никто не объявляет победителя, но оба выходят с уважением друг к другу. Морок, напротив, видит в нём загадку и исследует как явление. Его тянет понять, как человек может быть столь силён без зелий и порошков. Он почти не пьёт, не участвует в грубых матросских забавах, но именно к нему бегут в драке или шторме, зная, что он выдержит и поднимет других. Для него жизнь — постоянная практика, каждое дыхание — выбор. Его философия проста: «Если дышишь — значит жив, а если жив — значит, ещё можешь выбрать путь». |
NAILA
НАЙЛА «ЛИСЬЯ ТЕНЬ»
22-26 • человек • шпионка, информатор
- - - - - - - - - - -
kaya scodelario or else | ELIAN
ЭЛИАН «ЧЕРНИЛЬНИК»
22-26 • человек • картограф, книжный червь
- - - - - - - - - - -
colin morgan or else |
Найла пришла на корабль не как наёмница, а как будто всегда там была: легко, без громких слов и лишних вопросов. Сначала её приняли настороженно — уж слишком гибкой была её улыбка и уж слишком быстро она понимала, что у кого на уме. Но со временем каждый заметил, что за её хитростью скрывается простое качество: она знала цену людям и умела быть «своей». Не требовала доверия — зарабатывала его мелочами. Подсунет боцману новые игральные кости, рассмешит матросов нелепой историей, принесёт Ляну Чжоу редкий пергамент с картой звёзд, оставит Мороку травы, о которых не спросит ни слова. Она всегда была рядом в нужный момент. Когда в порту в таверне началась драка — Найла, смеясь, сбила со стола кружку, отвлекла зачинщика, и команда вышла без серьёзных ран. Когда нужно было найти дорогу через незнакомый остров, именно она вернулась первой — с картой, заметками и ключами от ворот, о которых никто не говорил. А когда на них однажды напали наёмники у доков, Найла исчезла в темноте и вернулась с подкупленным стражником, который помог команде уйти. С тех пор её прозвище «Лисья Тень» стало не насмешкой, а уважением.
С Шахирой у неё тихое понимание: обе знают цену тайнам и умеют вести переговоры. Лян Чжоу считает её «нужным ветром», потому что она возвращается именно с той информацией, которая нужна его расчётам. Боцман шутит, что без него она бы ходила босиком, потому что Наила вечно сбивает обувь, лазая по чердакам и крышам. Даже Морок принимает её присутствие спокойно — а это дорогого стоит.
Но больше всего команда чувствует: она не играет с ними. Найла пьёт ром на палубе, танцует с матросами, дразнит Редзина и спорит с Ляном до хрипоты, ворует у боцмана сухари и смеётся громко, как будто никогда не знала беды. И в этот смех верят, потому что он настоящий.
Для Теренса же она — не рядовая разведчица. Он доверяет ей самые тонкие дела: выведать, договориться, пробраться туда, куда нельзя. И Найла всегда возвращается. Иногда с царапинами, иногда с синяками, но всегда с тем, что нужно. А ещё — с чем-то лишним: с картой, с письмом врага, с монетой, которая потом становится счастливой для всей команды. О прошлом её не спрашивают. Зачем? Если сейчас она — их Лисья Тень, их сестра и соратница, та, что уходит в ночь и всегда возвращается обратно. | В команде «Обсидиана» он был почти чужаком, хотя и занял своё место без лишних слов. Он появился на борту «Обсидиана» не по велению силы, а по случайности, как и многие. Родом из Валонии, сын переплётчика и торговки специями, он с детства жил среди книг, карт и запаха пыли. Чужие журналы капитанов он листал тайком, делая пометки в тетрадях, пока отец считал деньги за работу. Ещё подростком Элиан подружился с одним старым картографом, что таскал его по портовым библиотекам и показывал мир через кривые линии на пергаменте. Тот старик погиб в шторме, и мальчишка остался с ящиками карт, которые теперь никто не считал ценностью. Именно тогда Элиан поклялся, что будет сам хранить и рисовать карты так, будто каждая линия может спасти жизнь.
На «Обсидиане» он долго был чужим: моряки подшучивали, что у него руки белее парусины, а живот урчит, как у кота. Но Терри, с его хищным взглядом и умением видеть ценность в людях, оставил парня. В мире, где каждый залив может оказаться западнёй, а каждый остров — пустой легендой, картограф, умеющий отделять правду от вымысла, стоит целой дюжины сабель.
Элиан часто сидел на корме, положив на колени доску с листом бумаги, и рисовал. Иногда — береговую линию, иногда — облака, иногда — просто схемы, понятные только ему. Он мог засыпать с пером в руке, оставляя на щеке чернильные пятна. На вопросы матросов он отвечал тихо и коротко, но в глазах его горела страсть, которую невозможно было не заметить. Сражаться он не умел, и сам этого не скрывал. Сабля в его руке выглядела так же нелепо, как весло в руках придворного писца. Зато он знал, где пролегают устья рек, какие маяки горят ярче, а какие крепости давно покрыты песками прошлого. Он верил в силу знания — и эта вера делала его стойким в моменты, когда многие в команде поддавались суевериям. Капитан редко хвалил, но если говорил: «Ты был прав» — это значило для Элиана больше, чем целая бочка золота. Лян Чжоу он слушал, открыв рот, как легенду, ожившую на палубе, и иногда даже забывал делать пометки, увлёкшись рассказами старого морехода. Шахиру побаивался — слишком прямой у неё был взгляд, слишком легко она могла раздавить словами. А с Мороком держался осторожно: алхимик и его тайные дела внушали ему беспокойство, хотя он никогда этого открыто не показывал. |
За исключением жизненных обстоятельств разного рода, пост в неделю буду давать вам стабильно;
