With the same goal, how can it be called using you?
MIN SHENGYI
МИН ШЕНЬИ
- - - - - - - - - - - - - - - -
wu jinyan
ДАТА РОЖДЕНИЯ19 лет; 26 апреля 1339
И ЖИТЕЛЬСТВАг. Тэнрю, остров Хонгэ, Киошин; г. Тэнрю, остров Хонгэ, Киошин
РОД ДЕЯТЕЛЬНОСТИвторая принцесса Киошина, первая дочь императора Шэньхана и наложницы Юань
Человек
Небесный Император
Киошин
❛❛
Отец: Мин Шэньхан, император Киошина, 51 год,
Мать: Мин Юань, наложница императора, 44 года,
Мачеха ( мать-императрица) : Мин Лянь, императрица Киошина, 49 лет,Сестры (кровные): Мэйянь, первая принцесса, 20 лет; Фэйлин, третья принцесса, 17 лет,
Братья: Луньхао, первый принц и наследник императора, 27 лет (также жених); Юаньлин, второй принц, 25 лет ; Вэй, третий принц, 22 года; Хао, четвертый принц, 18 лет- - - - - - - - - - - - - - - -
Первая дочь, но вторая принцесса – этот парадокс не преследовал Шеньи когда она росла под раскидистыми кронами вишни и разлогих декоративных сосен во дворце своей матери. Она всегда знала что отец питал особую нежность и страсть к своей главной наложнице и всегда осознавала это особенное положение, которое Мин Юань будет всегда занимать в гареме сколько бы утонченных и привлекательных молодых женин не сменялось во внутренних покоях.
Над ними всеми, конечно же, возвышалась императрица, мать-императрица как ее называли все без исключения дети в гареме, но Шеньи быстро выучила что не стоило дергать тигры за усы как бы сладко тот не урчал – мать шепотом втолковывала дочери что следовало почитать императрицу во что бы то ни стало и помнить о ее положении, но лишь повзрослев девочка стала осознавать какую важную роль в ее жизни всегда и везде будет играть этикет и церемонии. Эти публичные знаки внимания закрепляли статус в мелочах и помогали налаживать отношения там и тогда , когда это казалось практически невозможным, тем самым поддерживая хрупкий статус «кво», позволявший амбициям двух сильных и неглупых женщин жить в мире.
Лишь на год младше первой дочери императрицы, сестры Мэйянь, Шеньи стала первенцем своей матери, немного отстрочив их соперничество за трон в будущем. Впрочем, признанная красавица, наложница Юань, не особо горевала что подарила императору дочь, а не сына. Все было впереди - вот что читалось во взгляде этой честолюбивой женщины когда отец- император даровал ребенку имя и гарем и столица замерли в ожидании развития этой извечной гаремной саги.
Короткий миг счастья и гармонии – вот как обычно в последнее время отзывается о своем детстве сама принцесса и это воистину было благословенное время когда Шеньи жила в покоях матери и под сводами дворца Чуси постигала чтение, письмо и счет, а позднее – каллиграфию, искусство танца, пения и музицирования на цине и пипе. Впрочем, голос у второй принцессы так и остался посредственным, но учителя всегда хорошо отзывались о таланте девушки в изобразительном искусстве, вышивке шелком и игре на цине. А еще с позволения самого императора и поддерживая неиссякаемую страсть киошинских барышень к верховой езде принцесса весьма преуспела в искусстве игры в поло и верховой езде. И хотя дочери императора и не позволено официально соревноваться и принимать участие в турнирах, она весьма охотно играет на имперских полях развлечения ради. Ну а благодаря братьям и ее навыкам держаться в седле вторая принцесса порой принимает участие и в охоте, хотя в последние годы это ее развлечение вызвало мягкое негодование со стороны матери-императрицы и, несмотря на раздражение от запрета, наложнице Юань удалось убедить дочь не нервировать супругу императора и отказаться от этого занятия.Но если бы только Шеньи знала в прошлом что есть горести больше, чем запрет на любимое занятие, то, пожалуй, она бы с радостью променяла седло и лук на иглу и шелковую нить на весь остаток жизни ибо, как и положено мгновению, ее было скоротечно и отрочество завершилось когда вторая принцесса прошла церемонию посвящения в девушки. И с того момента как Мин Шеньи была объявлена взрослой она вступила в новый для себя жестокий мир политических игр собственной семьи.
Не желая упускать власть из своих рук, но желая избежать очередного мятежа внутри страны и нарушения линии престолонаследия, императрица и наложница Юань пришли к негласному соглашению, которое вылилось в помолвку Луньхао, первого принца и старшего сына императрицы Лянь, и первой дочери наложницы Юань. Брак близкровный, но тем самым Шэньхан решил предупредить разброд и шатание трона под своим наследником в будущем и скрепить этим браком две образовавшиеся ветки семьи. Но стоит ли говорить что старший принц, никогда не скрывавший своего презрения к детям любой из наложниц отца, не особо утруждается скрывать пренебрежение к сестре-невесте? А сама Шеньи осознает что не может смириться с перспективой провести весь остаток жизни рядом с человеком, которого она считает посредственностью, но при этом не готова отказаться от заманчивой роли императрицы, которая бы сравняла все счеты за мелочные притеснения в собственном детстве и юности?
Мин Шеньи еще слишком молода чтобы по-настоящему осознать что происходит вокруг и трезво оценить это и в ней еще отчасти бурлит яркий огонь юношеского романтизма и зарождающихся амбиций. Ей пока еще сложно до конца осознать все бремя власти и ответственность, которую возлагает на человека власть и корона, но уже понимает что впереди ее ждет очень много компромиссов с собственной совестью и сердцем, которое, увы для Шеньи, еще не знало любви, но на которую она смеет тайно надеяться. Яркая, умная молодая девушка, она имеет все задатки стать хорошей императрицей и хорошей матерью нации, но пока еще разбирается в себе и своих симпатиях, суждениях и возможностях, избрав пока что пути покорности и подчинения, исследуя и наблюдая, учась терпению и выдержке. Вкрадчивый голос матери звучит в этой хорошенькой головке почти всегда, но достаточно ли просто следовать ее советам чтобы принять верное решение или нужно рисковать и брать судьбу в собственные руки – ответ на эти и множество других вопросов второй принцессе придётся искать буквально сегодня.- - -
--❜❜
Крошечная жемчужина блеснула в свете масляных ламп в тонком колечке ната, вдетого в женскую ноздрю. Некогда рожденная в теплом мелководье южных морей она теперь украшала женское украшение тонкой работы, традиционное для женщин Дезурии, и Хума, несмотря на свои столичные манеры и произношение, оставалась верна в некоторых вещах своим родным землям.
Сколько уже лет на ее окрепших плечах лежала забота о доме Наили – и речь тут шла не только о торговых делах, бухгалтерских книгах, умасливании чиновников, ценах на атлас и шелк, на трепетавший словно туман в предрассветный час радужный газ или побрякушки, что везли из пустыни, скупая их у кочевых племен в обмен на оружие и мелкий инвентарь? Женщина, выходя замуж, становилась частью нового клана, новой семьи, заложницей и носительницей его ценностей, отстаивать которые ей предстояло до своей смерти или развода. Но для барышни Наили Элио приготовил весьма прихотливый путь, соединив ее судьбу с дальним кузеном. Брак, заключенный ради поддержания престижа и репутации, настоящий обмен статуса на деньги – вот что это было. Хорошо спланированная, ловко провернутая сделка, выверенный договор, сверенный обеими сторонами до последней буквы и последнего лакха сиклей чтобы женщина одного дома стала главенствовать в его ответвлении. Некогда нищие кузены для нее, Хума помнила как кузины и тетушки демонстративно воротили свои носы, украшенные куда более роскошными, вычурными натами, не особо стеснявшихся в выражениях на лицах и состязаясь между собой в пренебрежительности когда юная сахиба Наили вошла в их столичный особняк и заняла место хозяйки пока их мужья, ее дядья, тщательное пересчитывали привезенное из Дехри приданое. Не тепличная роза, выросшая в тени внутренних двориков, но ошеломленная таким отношением, она хорошо помнила как растерялась в первые годы, сдерживаясь и обдумывая каждый свой шаг и слово перед этим выводком родственничков, угодить которым было невозможно.
И что теперь? Где эти тетушки, где их мужья? Сгнивают в своих домах, запертые в тесных мирках, в которые сами себя заточили, пока их мужья(не все, но некоторые) транжирили деньги в домах удовольствий и трактирах. Где ее кузины, молоденькие богатые девицы, на год или два младше самой Хумы, которые шептались и хихикали когда очередной годы молодой госпожи заканчивался без рождения ребенка? Сгинули в браках, скучных и похожих друг на друга как две капли воды. Кого-то судьба занесла куда дальше Аль-Курты, вынудив покинуть королевство после переворота и теперь разлученные, порой давно незнакомцы для своих некогда состоятельных и гордых мужей. И вот теперь вся тяжесть ответственности за весь этот сброд, среди которого, конечно, попадались достойные люди, лежал на окрепших плечах жены Али Фироза.
Их горести и обиды, мелочные склоки и давние семейные тяжбы, помолвки и разлады в отношениях – все было важно, все проходило через ее руки, перед ее натренированным взглядом и взвешенным решением, рожденным среди вереницы бессонных ночей. И порой Хумешах хотелось стать как те тетушки: не утруждавшей себя ничем кроме сплетен и пересудов, вечно раздраженных нерасторопностью слух и дороговизной парфюмов, жадных до удовольствий и скрывавших свою мелочность за напускной набожностью. Ей порой хотелось быть глупее или проще, легче или не думать, но живой женский ум было не так просто усмирить, особенно если с юных лет он помогал выживать, укрепленный полученным образование.
Все в этом мире требовало баланса, твердил женщине в юности убеленный сединами управляющий отцовскими делами в родном Дехри, стараясь раскрыть юной барышне секреты учета и продаж, и в жизни тоже. А следовательно не будь – или не желая быть умной, самостоятельной, решительной и настойчивой – Хумашах бы вряд ли бы достигла положения что сейчас имела, вряд ли бы добилась такого почета и уважение, что испытывали к ней окружающие и ее семья. Пускай, возможно, она и не могла теперь позволить себе быть откровенной, наивной или любить без оглядки, но с другой стороны о тех, кто был верен, она заботилась верой и правдой; о тех же, кто подрывал ее начинания или старался разрушить созданное она имела возможность усмирить.
За все приходилось платить свою цену, особенно в такой семье как Наили и сегодня вечером, по всей видимости, Хуме открылась еще одна сторона этого феномена.
- Моя сахиба, гость прибыл, - слуга, возникший из полумрака дверного проема, тяжело кланяется скрестив ладони на плотном животе, и в то же мгновение исчезает.
Тонкие пальцы, унизанные кольцами, сверкнули тем же мелким жемчугом, что матово сиял в носу госпожи, и она поднялась с низкой тахты, украшенной тонкой работы пустынным ковром, что ткали на границе плодородных земель и пустыни под протяжные песни и стук станка на закатах.
За единство семьи приходилось расплачиваться собой, за единство государства порой тоже и этим вечером Хуме Наили предстояло решить стоило рисковать своей семьей ради страны, в которой они могли бы жить.
